Иногда один-единственный факт, цепляющий «за живое», вызывает цепную реакцию интереса к предмету, который, кажется, давным давно изучен и не таит в себе загадок. Сколько себя помню, столько помню и железнодорожный мост, чей абрис хорошо виден от калитки отчего дома на фоне Увека. Каждый житель Приволжского посёлка (южная окраина города Энгельса) знает, что в войну мост тщетно пытались разбомбить немцы: охрана этого стратегического объекта была организована столь безукоризненно, что фашистские самолёты не смогли даже приблизиться к нему.
К началу войны мост был, по меркам сопромата, «новорождённым»: в конце марта 1935 года мост был готов принять первый поезд, и вести испытания прочности моста доверили лучшему машинисту - Ивану Ивановичу Галкину (в 1950-х годах ему присвоили звание Героя Социалистического Труда). Строили мост пять лет, затратив немало средств и сил. К примеру, при монтаже стальных ферм в люльке над волнами на высоте двадцати метров висели двое рабочих: один вставлял заклёпку, другой кувалдой округлял головку. А заклёпок - тысячи и тысячи! Однажды из-за тех заклёпок произошла беда: рухнул в воду пролёт моста, погибло более ста человек. Обвини¬ли проектировщиков. Один из них, Феодосий Петрович Недорезов, исписал все стены камеры формулами в поисках истинных причин аварии. Ему удалось доказать следователям, что виноваты поставщики: заклёпки были не из той марки стали, более мягкой, чем требовалось по проекту. После войны профессор Недорезов преподавал сопромат студентам Саратовского института механизации сельского хозяйства, у него учился Иван Андреевич Акимов - очевидец битвы за мост.
В памятном 1941 году ему шёл двенадцатый год. Спрашиваю у него, правда ли, что на старом кладбище возле села Анисовка стояли зенитки. Стояли, отвечает Иван Андреевич, только не на кладбище, а вот здесь - графитный стержень карандаша оставляет схему размещения зенитных батарей, защищавших мост с левого берега Волги: «Одна батарея - слева от станции Сазанка, другая - справа; ещё зенитки стояли за мясокомбинатом, неподалёку от Дальних бараков. На крыше мясокомбината установили зенитные пулемёты. А та батарея, о которой ты говоришь, размещалась не на кладбище, а примерно там, где сейчас дом Королёвых».
Королёв - мой сосед! И если учесть, что батарея - это четыре зенитки, то на шести сотках они не поместятся. Значит, в 1942 году здесь, где сейчас раскинула ветви старая яблоня, посаженная отцом сорок лет назад, звучали команды: «Прицел ноль ноль пять! Осколочными - огонь!» (именно этот факт по иному заставил меня взглянуть на ту битву за мост, которая длилась два лета и одну зиму вдалеке от линии фронта).
«Да, я помню эти команды, - подтверждает мои догадки Иван Андреевич. - В соседнем бараке жил майор, командир той батареи, и его зычный голос долетал до нашего барака.
Иван Андреевич мечтает издать книгу воспоминаний о Приволжском посёлке. И не только мечтает: набросал свои воспоминания, в том числе и о военных годах. Вот один запавший в его память эпизод: «Обычно немцы прилетали в 22 часа с немецкой педантичностью. Но один раз было какое-то исключение, они прилетели где то часов в 18ть. Началась стрельба зениток. Мы, жители 16-го барака, стояли в коридоре, торцом выходившем к соседнему бараку. Около того барака стояла девушка лет 17-18, тоже эвакуированная. Ей женщины кричат: «Уйди оттуда под навес!» Она стоит. И только она отошла, на это место шлёпнулся большой осколок от снаряда. Осколков было очень много. Обычно мы лезли гонять голубей и видели, что рубероидная крыша истыкана осколками. Стрельба зениток обычно начиналась с Анисовского моста, где стояли зенитки. Были слышны команды на батарее. Как правило, самолёт попадал в перекрестье прожекторов. После выстрела виднелась вспышка, где то рядом с самолётом. Ну, думаешь, попал! Дудки, он летит, и так уходит куда то вниз к фабрике Самойлова, и прожектора его уже теряют».
Ф.П. Недорезов - один из проектировщиков железнодорожного моста.
«Нет, немцы прилетали всегда в полночь по московскому времени, по нашему - в час ночи, - уточняет Константин Алексеевич Малышев, чьё детство пришлось также на годы войны. Жил он на Почтовке - так называется посёлок между мясокомбинатом и Квасниковкой, - рядом с его домом зенитчики (батарея прибыла летом 1942 года из Ростова на Дону) выкопали землянки, мальчишкам удалось побывать в гостях у бойцов. Запомнили ровные глиняные стены, раскрашенные в разные цвета; куртка на лисьем меху у капитана, командира батареи. За околицей, в овсяном поле, обучали девчат-зенитчиц метать гранаты. «Мы штук пятнадцать нашли неразорвавшихся, - вспоминает Константин Алексеевич, а на моё предположение, мол, наверное, о находке сообщили сапёрам, возражает: «Какой там! Сами взорвали на берегу Волги».
Хотя взрослые при объявлении воздушной тревоги (первыми начинали гудеть паровозы, предупреждая о предстоящем налёте) не разрешали выходить на улицу ребятам, но разве усидишь дома, когда наши зенитки бьют по фашистам, а лётчики устремляются навстречу врагу? В ночь на 24 сентября 1942 года Костя Малышев стал свидетелем победоносного сражения лётчицы Валерии Хомяковой: «Если смотреть от Почтовки, то немца она настигла над Приволжским посёлком, за башней мясокомбината, - показывает на местности Константин Алексеевич. - Бомбардировщик загорелся и, перелетев через Волгу, упал на правом берегу, в районе фабрики имени Самойлова». «И я видел, как наша лётчица Хомякова сбила вражеский самолёт, - вторит Малышеву его сосед Евгений Иванович Сушинкин, - очевидец и участник тех событий (в 1942 году он, студент авиационного техникума, работал на авиазаводе, выпускал истребители Як-1 и Як-3). - Немецкий самолёт вначале поймали лучами прожектористы и долго удерживали. Зенитки замолчали. Нам самолёт Хомяковой не был виден, но хорошо были видны следы трассирующих пуль. Немецкий самолёт задымился и упал на берег Волги в полутора двух километрах ниже железнодорожного моста».
Аэродром, с которого взлетела Хомякова, располагался за станцией Анисовкой. (Иван Андреевич Акимов вспоминает, как зимой 1942/43 годов после сильного снегопада их шестой класс во главе с учительницей пришёл на помощь в расчистке взлётной полосы). 26 сентября в письме к родителям Валерия Дмитриевна Хомякова, лётчик истребитель 586 истребительного авиационного полка, делилась радостью победы: «Я сбила Ю-88 ночью.
Первый над Саратовом, первый в нашей дивизии и первая среди девушек. Вскоре после приезда я вылетела ночью самостоятельно и 24-го в 10 часов 05 минут вечера несколькими очередями одержала победу. Как говорят наблюдатели с земли, убила лётчика с первой очереди, и потом машина пошла в пике, и я ещё стреляла. Ю88 шёл ещё на задание и взорвался на земле на собственных бомбах. Он был в лучах прожектора, а я нет, и он меня мог обнаружить только по моей трассе, но я меняла направление. Он стрелял два раза по мне, но не попал. Сажусь, подбегает мой механик - Полунина - и целует: «Душечка, Вы Хенкеля сбили!» Все обступили меня, а мне не верится. Но все подтверждают, что это так. Поверила я только тогда, когда мы слетали с командиром дивизии, и эта картина до сих пор стоит в глазах. Все четыре человека убиты и лежат в разных позах, парашюты около них распущены, но не раскрыты. Самолёт такая махина (весь цельнометаллический) раскидан на куски, несколько не взорвавшихся бомб. В общем, впечатление огромное. И вот тогда я поверила. Прилетели мы, забрали три парашюта (будем теперь шёлковое бельё шить)...» К сожалению, Валерии не удалось поносить обновку из трофейного шёлка: в октябре того же 1942 года она погибла - на взлёте заглох мотор...
Впервые выстрелы зениток жители Увека и Приволжского посёлка услышали в марте 1942 года. Как только объявлялась воздушная тревога (зенитчики узнавали о том от прожектористов: три луча прожекторов, окрещённые в одной точке), орудия открывали заградительный огонь. У каждой батареи - свой квадрат обстрела, заградительный огонь был столь плотным, что приближение к мосту грозило лётчику неминуемой гибелью. Летом 1942 года, когда фронт приблизился к Сталинграду, налёты стали особенно массивными: немцы во что бы то ни стало стремились разрушить транспортную артерию, по которой подвозились резервы к Сталинграду. И однажды им это удалось. Нет, мост не пострадал, но бомба, попавшая в резервуар с нефтью, вызвала грандиозный пожар (полнеба затянуло чёрным дымом, стало темно, как ночью), стекавшая в Волгу лава расплавила рельсы. Ещё не утих пожар, как путейцы приступили к ликвидации последствий бомбёжки, и к вечеру через мост к Сталинграду вновь пошли эшелоны с оружием и снарядами. Во время пожара едва не взорвался броневагон со снарядами, его в последний момент успел вывезти на безопасное расстояние машинист паровоза, оказавшийся на станции Правый берег.
Тот вагон следовал за бронепоездом: с началом Сталинградской битвы вдобавок к зенитным батареям оборудовали бронепоезд (он состоял из бронированного паровоза и двух броневагонов), оснастив каждый вагон двумя 75-миллиметровыми пушками и пулемётами. «Хотя по тревоге бронепоезд и выходил к мосту, толку от него никакого не было, - замечает Евгений Иванович Сушинкин. - Тогда к бронепоезду спереди и сзади прицепили по одной открытой платформе, на них установили 37-миллиметровые скорострельные зенитки. Наверху моста установили также пулемёты». Евгений Иванович утверждает, что над мостом не то что немецкие - даже наши самолёты не могли пролетать: «Однажды днём я был очевидцем, как зенитная батарея обстреляла наш «Дуглас» (Ли-2), подлетавший к мосту. Снаряды разорвались по курсу самолёта, и он, покачав крыльями, резко повернул вправо, в обход моста. На вопрос, почему вы стреляете, это же наш самолёт, зенитчики ответили, что у них приказ открывать огонь по любому самолёту, приближающемуся к мосту».
Единственно, чему дозволялось парить над мостом - аэростатам. Об этой странице обороны моста мне рассказывала Вера Фёдоровна, жена Евгения Ивановича Сушинкина. В 1942 году Вера Гончарова, комсорг отдельного дивизиона аэростатов воздушного заграждения (40 ДАЗ), вместе с подругами по дивизиону прибыла в Саратов из Воронежа, где аэростатчицы получили боевое крещение. Дивизион разместил аэростатные посты вокруг «Комбайна», «шарика» и на Увеке, вблизи моста. Десятки аэростатов величиной с железнодорожную цистерну с подвешенными минами поднимались на высоту три четыре километра и не давали самолётам противника прицельно метать бомбы, а попасть в мост с высоты более четырёх километров было практически невозможно. Служба у аэростатчиц была тяжёлой: каждую ночь поднимали аэростаты, а утром опускали; днём копали капо¬ниры - огромные ямы с насыпью, защищавшие аэростаты от ветра. Через весь город пешком тянули за собой на верёвках «колбаски» (газгольдеры) - их заполняли водородом в районе Сенного рынка. Вера Фёдоровна боевой путь закончила в Румынии, награждена медалью «За боевые заслуги», орденом Отечественной войны, но особенно дорожила памятной медалью «Защитнику Саратовского неба».
Саратовское небо над мостом защищали не только лётчики, зенитчики, аэростатчицы, железнодорожники, но и речники. Чтобы ночью видеть цель - мост, - немцы развешивали над ним столь яркие осветительные ракеты, что всё становилось видно, как днём. На хитрость врага защитники моста ответили своей: на судах зажигали дымовые шашки, и плотная завеса дыма укрывала Волгу от взоров лётчиков. В туманные дни, когда видимость резко ухудшалась, немцы при бомбёжках ориентировались на сигнальные ракеты, выпущенные с земли диверсантами. Владимир Борисович Казаков, саратовский писатель документалист, в 1942 году служил курсантом в Саратовской военной авиационно планерной школе (располагалась на территории аэропорта) и неоднократно принимал участие в задержании пособников фашистов. В книге «Саратов - город прифронтовой» В.Б. Казаков так рассказывал об одной из засад возле крекингзавода: «Вторая волна немецких бомбардировщиков вышла на город с точностью до минуты. А немного позже корпуса завода, бензобаки, подъездные пути осветились ракетами, выпущенными с земли. Туман смазывал очертания зданий, цистерны расплывались в нём густыми пятнами. Вывел трель командирский свисток. Курсанты поднялись из засад, с карабинами наперевес двинулись вперёд, сужая огромное кольцо. В сторону моста метнулась ракета, послышались выстрелы. Ракета брызнула звёздочками и, будто пойманная чьей-то рукой, мгновенно затухла. (...)
Ни одного ракетчика мы, курсанты, не задержали, хотя выловлено их было в эту ночь четверо. Оказывается, в хорошо спланированной операции наше подразделение представляло лишь небольшую часть второго заслона».
Степан Константинович Орлянский, капитан баркаса «Балаково», получил от военкомата «бронь» и со всей командой был приписан «на обслуживание» моста. Дежурили сутками, лишь на несколько часов возвращаясь домой для короткого отдыха.
Бойцы-матросы не только ставили дымовые завесы, стреляли по вражеским самолётам, но и ликвидировали последствия тех налётов: немцы бросали магнитные мины в Волгу. После отбоя воздушной тревоги речники тралили ходовые пролёты под мостом и фарватер Волги. Баркас с деревянным корпусом на длинном буксире тянул за собой железобетонную баржу, гружённую железным ломом. Железо притягивало магнитные мины, и баржа принимала удары взрывов на себя.
«По Волге рядом с постами бакенщиков стояли противоминные посты, в землянках дежурили два матроса, - вспоминает Е.И. Сушинкин, - всё время наблюдая за рекой, и как только замечали, что самолёт сбросил мины, переворачивали бакен вверх ногами, это означало: участок заминирован, требуется тральщик.
Адмирал флота Юрий Александрович Пантелеев, с весны 1943 года командовавший Волжской флотилией, в книге «Полвека на флоте» вспоминал о навигации 1943 года: «В июле мы вытравили более двухсот мин, но ещё более трёхсот оставалось. Размагничивание кораблей на специальной станции в Саратове, к сожалению, не давало полной гарантии и были случаи подрыва боевых кораблей. Тяжёлое впечатление произвела гибель небольшого тральщика. От корабля и следа не осталось. Мина лежала на мелком месте, и, судя по всему, тральщик прошёл над ней. До начала зимы мы уничтожили 751 мину. По реке прошло 8 тысяч судов! Они перевезли 8 млн. тонн нефтепродуктов».
Подлетая к району бомбардировки моста, немецкие лётчики ориентировались на высокую башню (59 метров) мясокомбината. Если бы они знали, что в корпусах мясокомбината выпускают не только колбасу, но и приборы для самолётов, то они наверняка бы сбросили смертоносный груз на цеха эвакуированного из Москвы приборостроительного завода. Но только одна небольшая бомба, видимо, случайно, упала в окрестностях Приволжского посёлка (там сейчас автозаправка у поворота на Зелёный посёлок), не причинив никому вреда.
К началу войны мост был, по меркам сопромата, «новорождённым»: в конце марта 1935 года мост был готов принять первый поезд, и вести испытания прочности моста доверили лучшему машинисту - Ивану Ивановичу Галкину (в 1950-х годах ему присвоили звание Героя Социалистического Труда). Строили мост пять лет, затратив немало средств и сил. К примеру, при монтаже стальных ферм в люльке над волнами на высоте двадцати метров висели двое рабочих: один вставлял заклёпку, другой кувалдой округлял головку. А заклёпок - тысячи и тысячи! Однажды из-за тех заклёпок произошла беда: рухнул в воду пролёт моста, погибло более ста человек. Обвини¬ли проектировщиков. Один из них, Феодосий Петрович Недорезов, исписал все стены камеры формулами в поисках истинных причин аварии. Ему удалось доказать следователям, что виноваты поставщики: заклёпки были не из той марки стали, более мягкой, чем требовалось по проекту. После войны профессор Недорезов преподавал сопромат студентам Саратовского института механизации сельского хозяйства, у него учился Иван Андреевич Акимов - очевидец битвы за мост.
В памятном 1941 году ему шёл двенадцатый год. Спрашиваю у него, правда ли, что на старом кладбище возле села Анисовка стояли зенитки. Стояли, отвечает Иван Андреевич, только не на кладбище, а вот здесь - графитный стержень карандаша оставляет схему размещения зенитных батарей, защищавших мост с левого берега Волги: «Одна батарея - слева от станции Сазанка, другая - справа; ещё зенитки стояли за мясокомбинатом, неподалёку от Дальних бараков. На крыше мясокомбината установили зенитные пулемёты. А та батарея, о которой ты говоришь, размещалась не на кладбище, а примерно там, где сейчас дом Королёвых».
Королёв - мой сосед! И если учесть, что батарея - это четыре зенитки, то на шести сотках они не поместятся. Значит, в 1942 году здесь, где сейчас раскинула ветви старая яблоня, посаженная отцом сорок лет назад, звучали команды: «Прицел ноль ноль пять! Осколочными - огонь!» (именно этот факт по иному заставил меня взглянуть на ту битву за мост, которая длилась два лета и одну зиму вдалеке от линии фронта).
«Да, я помню эти команды, - подтверждает мои догадки Иван Андреевич. - В соседнем бараке жил майор, командир той батареи, и его зычный голос долетал до нашего барака.
Иван Андреевич мечтает издать книгу воспоминаний о Приволжском посёлке. И не только мечтает: набросал свои воспоминания, в том числе и о военных годах. Вот один запавший в его память эпизод: «Обычно немцы прилетали в 22 часа с немецкой педантичностью. Но один раз было какое-то исключение, они прилетели где то часов в 18ть. Началась стрельба зениток. Мы, жители 16-го барака, стояли в коридоре, торцом выходившем к соседнему бараку. Около того барака стояла девушка лет 17-18, тоже эвакуированная. Ей женщины кричат: «Уйди оттуда под навес!» Она стоит. И только она отошла, на это место шлёпнулся большой осколок от снаряда. Осколков было очень много. Обычно мы лезли гонять голубей и видели, что рубероидная крыша истыкана осколками. Стрельба зениток обычно начиналась с Анисовского моста, где стояли зенитки. Были слышны команды на батарее. Как правило, самолёт попадал в перекрестье прожекторов. После выстрела виднелась вспышка, где то рядом с самолётом. Ну, думаешь, попал! Дудки, он летит, и так уходит куда то вниз к фабрике Самойлова, и прожектора его уже теряют».
Ф.П. Недорезов - один из проектировщиков железнодорожного моста.
«Нет, немцы прилетали всегда в полночь по московскому времени, по нашему - в час ночи, - уточняет Константин Алексеевич Малышев, чьё детство пришлось также на годы войны. Жил он на Почтовке - так называется посёлок между мясокомбинатом и Квасниковкой, - рядом с его домом зенитчики (батарея прибыла летом 1942 года из Ростова на Дону) выкопали землянки, мальчишкам удалось побывать в гостях у бойцов. Запомнили ровные глиняные стены, раскрашенные в разные цвета; куртка на лисьем меху у капитана, командира батареи. За околицей, в овсяном поле, обучали девчат-зенитчиц метать гранаты. «Мы штук пятнадцать нашли неразорвавшихся, - вспоминает Константин Алексеевич, а на моё предположение, мол, наверное, о находке сообщили сапёрам, возражает: «Какой там! Сами взорвали на берегу Волги».
Хотя взрослые при объявлении воздушной тревоги (первыми начинали гудеть паровозы, предупреждая о предстоящем налёте) не разрешали выходить на улицу ребятам, но разве усидишь дома, когда наши зенитки бьют по фашистам, а лётчики устремляются навстречу врагу? В ночь на 24 сентября 1942 года Костя Малышев стал свидетелем победоносного сражения лётчицы Валерии Хомяковой: «Если смотреть от Почтовки, то немца она настигла над Приволжским посёлком, за башней мясокомбината, - показывает на местности Константин Алексеевич. - Бомбардировщик загорелся и, перелетев через Волгу, упал на правом берегу, в районе фабрики имени Самойлова». «И я видел, как наша лётчица Хомякова сбила вражеский самолёт, - вторит Малышеву его сосед Евгений Иванович Сушинкин, - очевидец и участник тех событий (в 1942 году он, студент авиационного техникума, работал на авиазаводе, выпускал истребители Як-1 и Як-3). - Немецкий самолёт вначале поймали лучами прожектористы и долго удерживали. Зенитки замолчали. Нам самолёт Хомяковой не был виден, но хорошо были видны следы трассирующих пуль. Немецкий самолёт задымился и упал на берег Волги в полутора двух километрах ниже железнодорожного моста».
Аэродром, с которого взлетела Хомякова, располагался за станцией Анисовкой. (Иван Андреевич Акимов вспоминает, как зимой 1942/43 годов после сильного снегопада их шестой класс во главе с учительницей пришёл на помощь в расчистке взлётной полосы). 26 сентября в письме к родителям Валерия Дмитриевна Хомякова, лётчик истребитель 586 истребительного авиационного полка, делилась радостью победы: «Я сбила Ю-88 ночью.
Первый над Саратовом, первый в нашей дивизии и первая среди девушек. Вскоре после приезда я вылетела ночью самостоятельно и 24-го в 10 часов 05 минут вечера несколькими очередями одержала победу. Как говорят наблюдатели с земли, убила лётчика с первой очереди, и потом машина пошла в пике, и я ещё стреляла. Ю88 шёл ещё на задание и взорвался на земле на собственных бомбах. Он был в лучах прожектора, а я нет, и он меня мог обнаружить только по моей трассе, но я меняла направление. Он стрелял два раза по мне, но не попал. Сажусь, подбегает мой механик - Полунина - и целует: «Душечка, Вы Хенкеля сбили!» Все обступили меня, а мне не верится. Но все подтверждают, что это так. Поверила я только тогда, когда мы слетали с командиром дивизии, и эта картина до сих пор стоит в глазах. Все четыре человека убиты и лежат в разных позах, парашюты около них распущены, но не раскрыты. Самолёт такая махина (весь цельнометаллический) раскидан на куски, несколько не взорвавшихся бомб. В общем, впечатление огромное. И вот тогда я поверила. Прилетели мы, забрали три парашюта (будем теперь шёлковое бельё шить)...» К сожалению, Валерии не удалось поносить обновку из трофейного шёлка: в октябре того же 1942 года она погибла - на взлёте заглох мотор...
Впервые выстрелы зениток жители Увека и Приволжского посёлка услышали в марте 1942 года. Как только объявлялась воздушная тревога (зенитчики узнавали о том от прожектористов: три луча прожекторов, окрещённые в одной точке), орудия открывали заградительный огонь. У каждой батареи - свой квадрат обстрела, заградительный огонь был столь плотным, что приближение к мосту грозило лётчику неминуемой гибелью. Летом 1942 года, когда фронт приблизился к Сталинграду, налёты стали особенно массивными: немцы во что бы то ни стало стремились разрушить транспортную артерию, по которой подвозились резервы к Сталинграду. И однажды им это удалось. Нет, мост не пострадал, но бомба, попавшая в резервуар с нефтью, вызвала грандиозный пожар (полнеба затянуло чёрным дымом, стало темно, как ночью), стекавшая в Волгу лава расплавила рельсы. Ещё не утих пожар, как путейцы приступили к ликвидации последствий бомбёжки, и к вечеру через мост к Сталинграду вновь пошли эшелоны с оружием и снарядами. Во время пожара едва не взорвался броневагон со снарядами, его в последний момент успел вывезти на безопасное расстояние машинист паровоза, оказавшийся на станции Правый берег.
Тот вагон следовал за бронепоездом: с началом Сталинградской битвы вдобавок к зенитным батареям оборудовали бронепоезд (он состоял из бронированного паровоза и двух броневагонов), оснастив каждый вагон двумя 75-миллиметровыми пушками и пулемётами. «Хотя по тревоге бронепоезд и выходил к мосту, толку от него никакого не было, - замечает Евгений Иванович Сушинкин. - Тогда к бронепоезду спереди и сзади прицепили по одной открытой платформе, на них установили 37-миллиметровые скорострельные зенитки. Наверху моста установили также пулемёты». Евгений Иванович утверждает, что над мостом не то что немецкие - даже наши самолёты не могли пролетать: «Однажды днём я был очевидцем, как зенитная батарея обстреляла наш «Дуглас» (Ли-2), подлетавший к мосту. Снаряды разорвались по курсу самолёта, и он, покачав крыльями, резко повернул вправо, в обход моста. На вопрос, почему вы стреляете, это же наш самолёт, зенитчики ответили, что у них приказ открывать огонь по любому самолёту, приближающемуся к мосту».
Единственно, чему дозволялось парить над мостом - аэростатам. Об этой странице обороны моста мне рассказывала Вера Фёдоровна, жена Евгения Ивановича Сушинкина. В 1942 году Вера Гончарова, комсорг отдельного дивизиона аэростатов воздушного заграждения (40 ДАЗ), вместе с подругами по дивизиону прибыла в Саратов из Воронежа, где аэростатчицы получили боевое крещение. Дивизион разместил аэростатные посты вокруг «Комбайна», «шарика» и на Увеке, вблизи моста. Десятки аэростатов величиной с железнодорожную цистерну с подвешенными минами поднимались на высоту три четыре километра и не давали самолётам противника прицельно метать бомбы, а попасть в мост с высоты более четырёх километров было практически невозможно. Служба у аэростатчиц была тяжёлой: каждую ночь поднимали аэростаты, а утром опускали; днём копали капо¬ниры - огромные ямы с насыпью, защищавшие аэростаты от ветра. Через весь город пешком тянули за собой на верёвках «колбаски» (газгольдеры) - их заполняли водородом в районе Сенного рынка. Вера Фёдоровна боевой путь закончила в Румынии, награждена медалью «За боевые заслуги», орденом Отечественной войны, но особенно дорожила памятной медалью «Защитнику Саратовского неба».
Саратовское небо над мостом защищали не только лётчики, зенитчики, аэростатчицы, железнодорожники, но и речники. Чтобы ночью видеть цель - мост, - немцы развешивали над ним столь яркие осветительные ракеты, что всё становилось видно, как днём. На хитрость врага защитники моста ответили своей: на судах зажигали дымовые шашки, и плотная завеса дыма укрывала Волгу от взоров лётчиков. В туманные дни, когда видимость резко ухудшалась, немцы при бомбёжках ориентировались на сигнальные ракеты, выпущенные с земли диверсантами. Владимир Борисович Казаков, саратовский писатель документалист, в 1942 году служил курсантом в Саратовской военной авиационно планерной школе (располагалась на территории аэропорта) и неоднократно принимал участие в задержании пособников фашистов. В книге «Саратов - город прифронтовой» В.Б. Казаков так рассказывал об одной из засад возле крекингзавода: «Вторая волна немецких бомбардировщиков вышла на город с точностью до минуты. А немного позже корпуса завода, бензобаки, подъездные пути осветились ракетами, выпущенными с земли. Туман смазывал очертания зданий, цистерны расплывались в нём густыми пятнами. Вывел трель командирский свисток. Курсанты поднялись из засад, с карабинами наперевес двинулись вперёд, сужая огромное кольцо. В сторону моста метнулась ракета, послышались выстрелы. Ракета брызнула звёздочками и, будто пойманная чьей-то рукой, мгновенно затухла. (...)
Ни одного ракетчика мы, курсанты, не задержали, хотя выловлено их было в эту ночь четверо. Оказывается, в хорошо спланированной операции наше подразделение представляло лишь небольшую часть второго заслона».
Степан Константинович Орлянский, капитан баркаса «Балаково», получил от военкомата «бронь» и со всей командой был приписан «на обслуживание» моста. Дежурили сутками, лишь на несколько часов возвращаясь домой для короткого отдыха.
Бойцы-матросы не только ставили дымовые завесы, стреляли по вражеским самолётам, но и ликвидировали последствия тех налётов: немцы бросали магнитные мины в Волгу. После отбоя воздушной тревоги речники тралили ходовые пролёты под мостом и фарватер Волги. Баркас с деревянным корпусом на длинном буксире тянул за собой железобетонную баржу, гружённую железным ломом. Железо притягивало магнитные мины, и баржа принимала удары взрывов на себя.
«По Волге рядом с постами бакенщиков стояли противоминные посты, в землянках дежурили два матроса, - вспоминает Е.И. Сушинкин, - всё время наблюдая за рекой, и как только замечали, что самолёт сбросил мины, переворачивали бакен вверх ногами, это означало: участок заминирован, требуется тральщик.
Адмирал флота Юрий Александрович Пантелеев, с весны 1943 года командовавший Волжской флотилией, в книге «Полвека на флоте» вспоминал о навигации 1943 года: «В июле мы вытравили более двухсот мин, но ещё более трёхсот оставалось. Размагничивание кораблей на специальной станции в Саратове, к сожалению, не давало полной гарантии и были случаи подрыва боевых кораблей. Тяжёлое впечатление произвела гибель небольшого тральщика. От корабля и следа не осталось. Мина лежала на мелком месте, и, судя по всему, тральщик прошёл над ней. До начала зимы мы уничтожили 751 мину. По реке прошло 8 тысяч судов! Они перевезли 8 млн. тонн нефтепродуктов».
Подлетая к району бомбардировки моста, немецкие лётчики ориентировались на высокую башню (59 метров) мясокомбината. Если бы они знали, что в корпусах мясокомбината выпускают не только колбасу, но и приборы для самолётов, то они наверняка бы сбросили смертоносный груз на цеха эвакуированного из Москвы приборостроительного завода. Но только одна небольшая бомба, видимо, случайно, упала в окрестностях Приволжского посёлка (там сейчас автозаправка у поворота на Зелёный посёлок), не причинив никому вреда.
В те годы локаторы были большой редкостью, но и без этих электронных глаз наши лётчики и зенитчики загодя предупреждались о приближении врага. 5 января 1942 года из Запорожья в Саратов прибыл штаб 17-го Отдельного батальона воздушного наблюдения, оповещения и связи Саратовско-Балашовского диврайона ПВО, его главный пост расположился в землянке на высотке вблизи Агафоновки. Антонина Григорьевна Худзик, в 1942-1943 годах красноармеец этого батальона, уже после войны, собирая материал о своих боевых подругах (в батальоне служили в основном девушки), узнала, что ни один самолёт противника не прошёл незамеченным. «Потому что наши наблюдательные посты рассредотачивались по всему Правобережью Саратовской области, - рассказывала Антонина Григорьевна, - в форме кольцевых и радиальных полос на расстоянии 1012 метров друг от друга, из-за чего один и тот же самолёт просматривался и прослушивался почти одновременно минимум двумя нашими наблюдательными постами». Их научили распознавать по силуэтам и по шуму мотора десятки самолётов (вражеских и своих), научили быть «глазами и у шами» противовоздушной обороны, благодаря чему за 2030 минут до появления над Саратовом самолётов противника наше командование знало, сколько машин и с какой стороны приближаются к городу.
Пётр Андреевич Полусмак, муж моей двоюродной бабушки, прошёл в пехоте от Сталинграда до Берлина.
«В Сталинграде наших самолётов было мало, - вспоминал он, - это уж когда погнали немцев от Волги - стало побольше, а потом и вовсе авиация наша стала преобладать». Это - на фронте, что уж говорить о тыле, пусть и ближайшем к линии боевых действий. Поэтому понятно, почему Саратов многократно подвергался налётам. И тем не менее в небе Саратовского Поволжья в году было сбито четыре вражеских самолёта, а в году зенитчики и лётчики уничтожили шестнадцать фашистских самолётов. Журнал «Войска ПВО страны» обнародовал такие данные: «Состав Саратовско-Балашовского диврайона и 144-й истребительной авиадивизии, прикрывавших с воздуха Саратовское Поволжье, насчитывали 41 боевой экипаж истребительной авиации, для ночных действий было подготовлено 23 экипажа истребителей; зенитных орудий среднего калибра имелось 192, зенитных орудий малого калибра 72, пулемётов 90, станций орудийной наводки 4, зенитных прожекторов 98, аэростатов заграждения 48».
Пётр Андреевич Полусмак, муж моей двоюродной бабушки, прошёл в пехоте от Сталинграда до Берлина.
«В Сталинграде наших самолётов было мало, - вспоминал он, - это уж когда погнали немцев от Волги - стало побольше, а потом и вовсе авиация наша стала преобладать». Это - на фронте, что уж говорить о тыле, пусть и ближайшем к линии боевых действий. Поэтому понятно, почему Саратов многократно подвергался налётам. И тем не менее в небе Саратовского Поволжья в году было сбито четыре вражеских самолёта, а в году зенитчики и лётчики уничтожили шестнадцать фашистских самолётов. Журнал «Войска ПВО страны» обнародовал такие данные: «Состав Саратовско-Балашовского диврайона и 144-й истребительной авиадивизии, прикрывавших с воздуха Саратовское Поволжье, насчитывали 41 боевой экипаж истребительной авиации, для ночных действий было подготовлено 23 экипажа истребителей; зенитных орудий среднего калибра имелось 192, зенитных орудий малого калибра 72, пулемётов 90, станций орудийной наводки 4, зенитных прожекторов 98, аэростатов заграждения 48».
Последний самолёт над Саратовом (Ю-88) сбил 27 июня 1943 года гвардии майор В. А. Шапочка, командир 495-го истребительного авиаполка ПВО, базировавшегося в Энгельсском районе. По завершении Курской битвы немцы уже не могли доставать Саратов, война откатилась на запад, вместе с ней переместились к линии фронта и славные защитники саратовского неба - лётчики, зенитчики, аэростатчицы, бойцы воздушного наблюдения (и только бронепоезд курсировал в районе железнодорожного моста до самого Дня Победы), распевая «Песню о Саратове», сочинённую связистом 242 отдельного зенитно артиллерийского дивизиона резерва главного командования Юрием Николаевичем Озерским:
Я тоску разбросал по конвертам И в землянке скучаю один По твоим площадям и проспектам И по гулу гудков и машин. Но когда языком автоматов Мы Берлин усмирим за разбой, Мой любимый далёкий Саратов, Мы увидимся снова с тобой.
Тысячи бойцов, наших земляков и соотечественников из других областей и республик Советского Союза, уча¬ствовали в битве за железнодорожный мост, не позволив фашистам уничтожить этот стратегический объект, и поныне, на 77 году своей жизни, служащий людям.
Владимир Вардугин
Я тоску разбросал по конвертам И в землянке скучаю один По твоим площадям и проспектам И по гулу гудков и машин. Но когда языком автоматов Мы Берлин усмирим за разбой, Мой любимый далёкий Саратов, Мы увидимся снова с тобой.
Тысячи бойцов, наших земляков и соотечественников из других областей и республик Советского Союза, уча¬ствовали в битве за железнодорожный мост, не позволив фашистам уничтожить этот стратегический объект, и поныне, на 77 году своей жизни, служащий людям.
Владимир Вардугин
Рубрики: Волга , Литература Истории
«Волга Фото» Новости Фотографии / Фотографии / Битва за мост