Историко-Краеведческая деятельность Ф.Ф. Чекалина

Характеризуя возросший в русском обществе во второй половине XIX столетия интерес к историческому прошлому провинциальной России, А. Н. Пыпин справедливо заметил, что этот процесс нашел свое отражение «и в трудах местных любителей и исследователей». «Многие из них, - подчеркивал ученый, - с большим успехом занимались собиранием этнографических данных, изучением местных экономических отношений, разработкой архивных материалов, и приобретали себе почетную известность в литературе о народном быте и старине». К числу таких местных исследователей принадлежал мировой судья Кузнецкого уезда Федор Федорович Чекалин.

Ф. Ф. Чекалин родился в 1844 г. в селе Арчада Пензенского уезда. Отец его, крестьянин пензенского помещика Ниротворцева, закончил Московскую земледельческую школу и служил управляющим у своего барина.
«Детство Федор Федорович провел в с. Арчада, - сообщил в 1927 г. директору Кузнецкого краеведческого музея И. В. Клестову двоюродный брат краеведа П. А. Чекалин, - откуда был отдан учиться в Пензенскую гимназию. Затем отец его, Федор Николаевич, за несколько лет до освобождения откупился от помещика. Дальше Федор Федорович учился в Московском университете на юридическом факультете». Позднее, заполняя формулярный список, Ф. Ф. Чекалин укажет, что происходит из цеховых Пензенской губернии.

В 1866 г. он закончил университет и через три года поступил кандидатом на должность судебного следователя при Саратовской палате уголовного и гражданского суда, где исполнял обязанности товарища губернского прокурора и судебного следователя.

В сентябре 1870 г. министерство юстиции переводит Чекалина исполняющим обязанности следователя второго участка Кузнецкого уезда. Здесь краевед провел всю свою жизнь. После женитьбы на воспитанице помещика Галицкого Чекалин стал владельцем небольшого имения Полянки. С октября 1871 г. он занимает должность секретаря кузнецкого окружного суда, а в сентябре 1872 г. выбирается уездным земским собранием участковым мировым судьей. В 1881 г. Чекалин бьл избран председателем Кузнецкого съезда мировых судей.

Характеризуя личность Ф. Ф. Чекалина, И. В. Клестов на основе воспоминаний родственников и знакомых краеведа отмечал: «Жил он скромно, просто, человек он был добрый, отзывчивый. К помещикам относился недоброжелательно, помнил свои крепостные тяжелые годы. вообще. Будучи мировым судьей, он всегда при разборе дел между помещиком и крестьянином был на стороне последнего. Недаром крестьяне села Полянки до сих пор сохранили о нем самые светлые воспоминания. Хозяйством управляла жена, а Федор Федорович интересовался наукой и краеведением».

Стремление к исследовательской деятельности способствовало участию Ф. Ф. Чекалина в различных научных и просветительских организациях. Он был членом общества истории, археологии и этнографии при Казанском университете , сотрудничал с Саратовским, Пензенским губстаткомитетами, являлся членом-основателем Саратовской ученой архивной комиссии.

Интерес к достопримечательностям Кузнецкого уезда, возникший у Ф. Ф. Чекалина в начале 70-х гг. XIX столетия, базировался на распространенных среди провинциальной интеллигенции представлениях о том, что при изучении какой-либо местности в равной степени важны история и статистика. «Обе они занимаются почти одним и тем же предметом и должны быть основаны на точных и положительных данных».

Поэтому исследовательская деятельность Ф. Ф. Чекалина начинается с изучения экономического развития Кузнецкого уезда и сбора сведений о состоянии местного мануфактурного производства. До этого им почти в течение десяти лет (70-е гг. XIX в.) проводился систематический сбор сведений. «Как местный землевладелец и мировой судья, - указывал Чекалин, - я мог приводимые сведения по уезду в своих ежедневных столкновениях с народом собрать от самих кустарей лиц, живущих между ними, заводчиков и фабрикантов» .

Исследователь констатирует, что к концу 70-х гг. XIX столетия на территории Кузнецкого уезда функционировало 1319 ремесленных предприятий. В их число входило 222 кузницы, 188 прядильно-веревочных мастерских, 156 маслобоек. 98 ветряных, 104 водяных мельниц, 108 мастерских по обработке кожи, 60 кирпичных заводов. Ф. ф. Чекалин не включил в эти сведения данные о кустарях, не имевших специальных предприятий. «Между этими последними, - отмечал краевед, - первое место занимает поддерживаемое обилием лесов в уезде производство разных деревянных изделий, необходимых в крестьянском быту, каковы телеги, сани, колеса, разная посуда и утварь, берда, веретена и гребни, затем жжение углей, плотничный и лесопильный промысел».

Непосредственно в Кузнецке размещалось 354 кустарных предприятия. Краевед подчеркивал, что Кузнецк «по размерам и разнообразию кустарной его промышленности занимает первое место в числе уездных городов не одной лишь Саратовской, но многих других губерний» . В городе насчитывалось 533 мастера, имевших 446 рабочих и 242 ученика. Среди мастеров преобладали кузнецы (180 чел.), изготовители веревок (165 чел.), валенок (105 чел.), рукавиц (130 чел.), решет и сит (86 чел.), гребней (6о чел.), сапожники и баш¬мачники (120 чел.). Наибольшее количество рабочих было занято в кузнецах (154 чел.), в мастерских по изготовлению рукавиц (42 чел.), в плотницких артелях (52 чел.).

Характеризует Ф. Ф. Чекалин и материальное положение кустарей. «По отзыву людей, - говорит он, - близко знающих их быт (т. е. кустарей. - В. 3.), положение их в массе весьма незавидное. Заработок в пол¬тора-два рубля в неделю считается уже очень хорошим, нередко падает и ниже».

Обстоятельно рассматривает Ф. Ф. Чекалин и проблему рынка сбыта продукции кузнецких ремесленников. «Изделия свои, - пишет он, - кустари сбывают как летом, так и зимой, развозя их за 200 и более верст по базарам и ярмаркам в степных уездах Саратовской губернии, а также привозя их в Баронск и Покровскую слободу, откуда изделия эти распространяются по Заволжью».

Большое место в процессе сбыта, с точки зрения Ф. Ф. Чекалина, занимал железнодорожный транспорт. Так, ежегодно из Кузнецка в Ростов, Воронеж, Харьков, Пензу, Сызрань, на Кавказ вывозилось по железной дороге 600 пудов обуви, производимой местными ремесленниками. В 1878 г. в Пензу из Кузнецка по железной дороге вывезли 1300 пудов глиняной посуды, в Сызрань, Ростов и Петербург - 50 тыс. пудов веревок и канатов.

Однако, по мнению краеведа, не расширявшиеся потребности рын¬ка способствовали развитию кустарного промысла в Кузнецком уезде, а безземелье населения. «Кустарно-промышленный характер деятельности податного населения» Кузнецкого уезда, говорит Чекалин, определялся тем, что «на душу населения приходится пахотной и луговой земли вдвое менее, чем даже в уездах, составляющих северную, густонаселенную половину губернии».
Характеризует Ф. Ф. Чекалин и более крупные промышленные предприятия. На конец 70-х гг. XIX столетия в Кузнецке существовало 66 кожевенных заводов, продукция которых продавалась «в области войска Донского (Луганская и Урюпинская ярмарки), в Воронеже, на Кавказе, в Харькове». В 1879 г. по железной дороге было вывезено 20 тыс. пудов их продукции.

Важное место в экономике Кузнецкого уезда занимали суконные фабрики, расположенные в селах Пенделке, Мордовском Камешкире, Верхозиме, Нижней Липовке, на хуторе Николаевском. Стоимость их ежегодной продукции составила 2 млн рублей.

Одновременно с изучением экономики региона Ф. Ф. Чекалин уже в 70-е гг. XIX в. собирал материал и об историческом прошлом Кузнецкого уезда. В первую очередь, его интересовали «остатки крепостей или "городков", сторожевых валов, или, по-местному, «маров».

Обнаружив к 1880 г. следы четырех укреплений, исследователь внес их к Сызранско-Пензенской сторожевой черте, построенной в гг. XVII столетия для охраны юго-восточных территорий Московского государства. (Эта точка зрения получила поддержку и в современной историко-краеведческой литературе .) «Городки и укреплеиия, - отмечал Чекалин, - сняты у нас на планы и кроме того, мы собрали небольшую коллекцию железных и медных вещей, найденных при раскопке городков, имеющих в недалеком будущем сгладиться в совершенно исчезнуть» . Позднее он сообщит в археологический институт, что обнаружил на территории уезда остатки пятнадцати городков подобного рода.

По мнению Ф. Ф. Чекалина, городки представляли собой небольшие укрепления для постепенного и временного размещения военных гарнизонов. «По обилию найденных вещей, - отмечал краевед, - относящихся не только к предметам обороны, но и к земледелию и домашней утвари, Речной городок близ Липовки был несомненно жилым городком».

Укрепления эти, полагал Чекалин, «фактически потеряли свое значение во второй половине XVIII в. с покорением Крыма и со вступлением крымских и нагайских татар в подданство России» .
Сторожевые городки, по словам краеведа, располагались на сторожевой черте, которая проходила от села Неклюдовки на границе Петровского уезда в северо-западном направлении мимо сел Армиева и Нескафтыма и пересекала реку Суру ниже села Сучкина, а затем через Городищенский уезд и направлялась к Пензе. «О ее направлении, - говорил он, - свидетельствуют лишь остатки вала, проходящими со многими перерывами через обширные лиственные леса».

Помимо остатков сторожевых укреплений Ф. Ф. Чекалин отмечает наличие в Кузнецком уезде курганов, называвшихся местным населением «марами». «С научной целью, - говорит он, - ни одного из них раскрыто пока не было, а в разрытых кладоискателями, которыми испорчено большинство курганов, находили чередующие слои углей, обожженные поленья, внизу кости и кое-какие вещи, но ничего из наиденного не сохранилось» ..
Фиксирует Ф. Ф. Чекалин и остатки раскольничьего скита, размещавшегося при впадении речки Каслей в реку Кададу.

Изучение укреплений, сооруженных для защиты местного населения от кочевников, побудило Ф. Ф. Чекалина рассмотреть вопрос 0 колонизации Кузнецкого уезда. Краевед полагал, что появление на территории Кузнецкого уезда стабильного населения относится к последнему десятилетию XVII в. Первопоселенцами становились мордва и татары, ранее проживавшие в Симбирском уезде. Активное заселение региона происходит во второй половине XVIII в. «значительными массами русских поселенцев из помещичьих и казенных крестьян из разных и часто отдаленных мест жительства».

Участие в работе общества истории, археологии и этнографии Ка¬занского университета и Пензенского губстаткомитета определили и занятия Ф. Ф. Чекалина прошлым Пензенского края.

По поручению Казанского общества Ф. Ф. Чекалин проанализи¬ровал подаренные в библиотеку общества две рукописи пензенского старожила Г. И. Мешкова. Первая рукопись представляла собой записи Мешкова по истории Пензы с момента образования наместничества до 1871 г. Вторая являлась «копией со старинной рукописи о перводачниках города Пензы и других поселений». Г. И. Мешков и консультировавший его профессор Казанского университета Н. П. Загоскин полагали, что имеют дело с копией, составленной в 1666 г. «Строельной книги г. Пензы». Ф. Ф. Чекалин поставил это утверждение под сомнение. Он считал, что лишь первые 54 страницы содержат документы о первопоселенцах Пензы, а материалы на остальных 63 страницах рукописи говорили о возникновении других населенных пунктов и к Пензе отношения не имели. «Только документы первого порядка рукописи, - делал вывод Чекалин, - могут составлять «строительную книгу» города Пензы, хотя и в них, как и во всех остальных ее документах, ни имени воеводы Лачинова, ни времени составления их (т. е. документов. - В. 3.) ни разу не упомянуто, и Г. Мешков отнес их к 1666 году лишь совершенно гадательно».

Позицию Чекалина подверг критике выдающийся пензенский краевед В. X. Хохряков. Он обратил внимание на то, что в рукописи не было первого листа, где и имелись сведений, отсутствие которых и вызвало сомнения Ф. Ф. Чекалина. «На основании ссылки во многих документах на строельные книги 1666 г. и на основании достоверных свидетельств полагаю, - утверждал В. X. Хохряков, - что в утраченном месте было написано:
l) в котором году и что сделал воевода Елисей Лачинов 110 указу царя Алексея Михайловича и по грамоте из Приказа Большого Дворца;
2) что было на месте строимого города;
3) о пожаловании царем Алексеем Михайловичем чудотворный иконы Казанской Божьей Матери на заложение и благословение нового города и 4) опись двор0в духовенства и Пензенских начальных людей» . Следует отметить, что Ф. Ф. Чекалин признал правоту оппонентов и согласился с тем, что рукопись Мешкова является копией со «Строельной книги г. Пензы».

Активное участие принял Ф. Ф. Чекалин в дискуссии о времени основания Пензы. В пензенской историко-краеведческой литературе XIX столетия были широки распространены предположения об основании Пензы задолго до времени, обозначенного в «Строельной книге» Так, священник И. П. Бурлуцкий, ссылаясь на свидетельства старожила И. М. Каргополова, утверждал, что возникновение Пензы связано с походом Ивана IV в 1552 г. на Казань. Иван IV, говорит И. П. Бурлуцкий, заблудился во время Казанского похода в густых лесах и в устье реки Пензы основал укрепленное поселение (Старо-Черкасская слобода) с церковью, которой на обратном пути прислал икону Всемилостивого Спаса . Утверждения Бурлуцкого вызвали у Чекалина существенные замечания. Во-первых, Чекалин поставил под сомнение факт пребывания Ивана IV на месте будущей Пензы. «Все сохранившиеся письменные памятники, - замечает он, - категорически свидетельствуют нам... что путь Ивана Грозного из Мурома на Казань в 1552 году лежал севернее не только нынешнего города Пензы, но и Пензенской губернии» . Во-вторых, Ф. Ф. Чекалин отрицал и возможность того, что московские войска могли заблудиться в лесных массивах Пензенского края: «Город Пенза при самом его основании возник среди дикого поля ковыля».

Критически отнесся Ф. Ф. Чекалин к версии священника Ф. П. Островидова о том, что строительство Пензы началось в 1636 г. . Симбирская сторожевая черта, аргументирует Чекалин свои возражения, была построена к 1654 г. и предпринять строительство города впереди укрепленной линии не могли . Исследователь после консультации в московском архиве министерства юстиции высказал предположение, что первое упоминание о Пензе в официальных документах относится к февралю 1666 г. К этому времени, полагал Чекалин, строительство города уже было завершено.

Вместе с тем Ф. Ф. Чекалин утверждал, что на месте современного города существовали другие поселения. «Произведя в 1885 и 1886 гг., - говорит он, - тщательные археологические изыскания по берегам Суры выше города Пензы, я нашел здесь сторожевой вал и целый ряд правильно чередующихся по реке на протяжении ста верст городищ» Ф. Ф. Чекалин относил их ко второй половине XVI столетия. (В современной историко-краеведческой литературе многие находки археологов конца XIX в. датируются более ранним временем.) В этой связи Ф. Ф. Чекалин обращается к проблеме существования Старо-Черкасской слободы, о существовании которой он говорил еще анализируя «Строельную книгу г. Пензы». По его мнению, на месте основания Пензы уже существовало поселение, вошедшее затем в создаваемый город. Жители - украинские казаки, которых, по словам Чекалина, в XVI - начале XVIII вв. называли черкасами. «Это поселение, - говорит исследователь, - возникло не ранее 1651 г., в котором, по свидетельству всех малороссийских летописей, малороссийские казаки двинулись к переселению в Россию целыми масса¬ми и населили в ней множество слобод». Старо-Черкасская слобода, продолжает Ф. Ф. Чекалин, возникла в ходе этого процесса на месте более раннего поселения. В современной историко-краеведческой литературе признается существование данной слободы (Черкасский острог). Г. В. Мясников убедительно доказал, что «Черкасский острог, о котором так много спорили краеведы, был построен в апреле - мае 1663 года как опорный пункт, в котором размещались русские и иноземные офицеры, отряды служилых людей, принимавших участие в строительстве нового города и охране его окрестностей».

Одним из чекалинских аргументов, подтверждавших версию о том, что Старые Черкасы существовали значительно раньше основания Пензы, была запись в «Строельной книге г. Пензы», говорящая, что Юрию Котранскому было предписано передать «старых черкас» Елисею Лачинову в 1665 г. Котранского Ф. Ф. Чекалин называет последним атаманом казачьей слободы. Обстоятельная реконструкция биографии К)- Котранского, предпринятая Г. В. Мясниковым, свидетельствует о Другом. Ю. Е. Котранский, бывший ранее воеводой в Балахне, в конце марта - начале апреля 1663 г. получил царский указ приступить к основанию нового города. Первым мероприятием Котранского явилось формирование сотни казаков-черкес, которые и основали Черкасский острог. В октябре 1663 г. Котранский был заменен Е. П. Лачиновыми Таким образом, ошибка Чекалина очевидна.
Вступив в декабре 1886 г. в числе первых членов в Саратовскую ученую архивную комиссию, Ф. Ф. Чекалин существенно расширил исследовательские интересы.

Одним из основных направлений научных поисков Ф. Ф. Чекалина в рамках Саратовской ученой архивной комиссии становится изучение прошлого Саратовского Поволжья до вхождения данной территории в состав Московского государства.

Используя материалы из сочинений ряда профессиональных историков (И. Е. Забелин, Ф. Мищенко) и свидетельства античных авторов, Ф. Ф. Чекалин полагал, что древнейшим населением Саратовского края были будины и гелоны, а южные окраины региона заселяли сарматы. В окрестностях Саратова, по мнению Чекалина, размещался легендарный древнегреческий город Гелон . Эта точка зрения была довольно широко распространена среди саратовских историков-краеведов второй половины 80-90-х гг. XIX столетия . Недостаточность аргументированности подобных выводов была справедливо отмечена С. И. Кедровым. Во-первых, Чекалин, говорил он, не рассмотрел большую часть исследований, относящихся к данной проблеме. Во-вторых, по мнению С. И. Кедрова, Чекалин не смог достаточно глубоко проанализировать тексты античных авторов. «Тщательный пересмотр, собрание и сопоставление известий классического мира о Волге, - подчеркивал С. И. Кедров, - равно писателей периода средневекового... есть дело новое и трудное, доселе ожидающее своего работника. До тех пор, пока этого не будет сделано, все рассуждения отрывочного характера о древнейших обитателях Поволжья едва ли будут иметь значение научной ценности».

Более обстоятельны материалы Ф. Ф. Чекалина о буртасах, которые, как он полагал, зафиксированы в Саратовском Поволжье с VIII в. Собрав и проанализировав свидетельства арабских авторов, главным образом X в., Ф. Ф. Чекалин делает следующие выводы: буртасы занимали часть Поволжья, расположенную севернее хазар и южнее болгар, занимались земледелием и промысловой охотой, находились в зависимости от хазар. «Основываясь на единогласном свидетельстве восточых писателей различных эпох, - говорил исследователь на VIII археологическом съезде в Москве, - следует, несомненно заключить, что многочисленное племя буртасов, начиная уже с X в., резко отличалось от своих кочевых соседей оседло-земледельческим бытом... и что... до второй половины XI в., т. е. до нашествия половцев из Заволжья, оно занимало обширное пространство нынешних Саратовской (за исключением Царицынского уезда, входившего в состав Хазарии), Пензенской и частично Симбирской, Тамбовской, Воронежской губерний и область Войска Донского». Теснимые половцами, буртасы переселились в более северные районы, где впоследствии частью обрусели, частью отатарились и стали с XIV в. известны под самоназванием «мещера». ф. ф. Чекалин подверг сомнению утверждения Н. М. Карамзина, видевшего в мещере предков мордовского племени мокши, и обратил внимание на свидетельство персидского историка начала XTV в. Рашид - Эддина, говорившего о нападении Батыя на мокшу и буртасов. «После соприкосновения, - полагал Ф. Ф. Чекалин, - с мордвою на севере мещера сделалась известной нашим летописям по одному лишь впрочем названию, так как они постоянно смешивали ее с мордвою, чему могло способствовать не только совместное поселение, но и отсутствие резких различий в наружных чертах инородцев».

Однако не все историки поддержали выводы Ф. Ф. Чекалина о буртасах-мещере. С. И. Кедров в рецензии на книгу Чекалина «Саратовское Поволжье с древнейших времен до конца ХI века» (Саратов, 1892) заметил, что мнение автора исследования требует «вообще больше доказательств, чем те, какие собрал автор». П. Н. Милюков полагал, что выводы Чекалина о тождественности буртасов и мещеры мало убедительны. Сам Милюков видел в буртасах одно из обособившихся мордовских племен. (Заметим, что большинство современных историков относит мещеру к обрусевшему чудскому племени, отличному от мери и мордвы.)

С 40-х гг. XIII в. Саратовское Поволжье входит в состав Золотой Орды. Золотоордынский период местной истории, по мнению Ф. Ф. Чекалина, был эпохой процветания Нижнего Поволжья. «В этой пустыне, - говорит он, - возникло могущественное и сравнительно благоутроенное Золотоордынское или Кипчакское царство, которое, приняв вскоре ислам и войдя в сношение с арабами, насадило здесь мусульманскую цивилизацию, построило города, в коих Сарай, например, может соперничать по своей величине, богатству и ремесленному значению со многими древними городами Востока».

Целый ряд находок кладов золотоордынских монет (в 1855 г. у слободы Елань Аткарского уезда и села Воскресенского Вольского уезда, в 1886 г. у сел Средняя Елюзань и Чедаевка Кузнецкого уезда, в 1887 г. близь села Низовка Нижнеломовского уезда) позволил Чекалину сделать вывод о том, «что наш край был населен в эпоху монгольского владычества более или менее повсеместно».

Ф. Ф. Чекалин отмечал и присутствие в Золотой Орде Русской Православной Церкви. Основным местом обитания русских историк считал так называемый Червленный Яр, «местность между Доном и Хопром, составлявшей в XIV в. степную украйну Рязанского княжества, укрепленную городками («караулами») и населенную служилыми людьми». Кроме того, функционировала русская колония в Новом Сарае, русские поселки на речных переправах по важнейшим путям.

В качестве источника для изучения степени заселенности Нижнего Поволжья в золотоордынскую эпоху Ф. Ф. Чекалин привлек западноевропейские средневековые карты Поволжья. Так, им были использованы карты, опубликованные в 1873 г. профессором Новороссийского университета Вруном. Одна из них составлена в 1367 г. венецианцами Франциском и Домиником Пицигани, вторая извлечена из анонимного каталонского атласа 1375 г., третью подготовил венецианский географ XV в. монах Фра-Мауро.

На карте братьев Пицигани значится от устья Камы до Астрахани на правом берегу Волги десять населенных пунктов, а также десять на левом берегу. Фонетическая близость некоторых древних названий с современными привела Чекалина к мысли «о том, что населенные пункты при русской колонизации Нижнего Поволжья в XVI и XVII веках нередко возникали на древних инороднеческих городищах и по именам рек сохранили за собой и старые названия». На месте Саратова были обозначены два населенных пункта на правом и левом берегах - Правобережным поселением, по мнению Ф. Ф. Чекалина, был Увек, а левобережное соответствовало летнему стану Батыя, который посетил Рубрук в 1253 году».

Основываясь на данных карт, Ф. Ф. Чекалин поддержал утверждение Г. С. Саблукова о существовании двух Сараев, поочередно являвшихся столицами Золотой Орды . «Картографических указаний, - замечает исследователь, - вполне достаточно, чтобы прийти к убеждению, что уже в первой половине XIV века существовало два Сарая и следует отказаться от предложения г. Григорьева о том, что в Золотой Орде всегда существовал лишь один Сарай и что под именем Нового Сарая надо разуметь лишь дворец, построенный в Сарае, около него в первой половине XIV века, когда появились монеты с его именем» .

В1888 г. Ф. Ф. Чекалин вместе с группой членов СУАК посетил развалины городища, расположенного «в 2-х верстах к северу от посада Дубовки». Обнаруженные находки позволили им предположить, что городище следует отнести к золотоордынскому периоду истории Ниж¬него Поволжья. Ф. Ф. Чекалин утверждал, что это упоминаемый арабскими авторами город Бельджамин. (Писавший в самую цветущую эпоху существования Золотой Орды (в 1321 г.) свою географию ученый араб, султан Абульфеда... говорит, что «река Итиль (Волга) протекает по близости Булгара, далее омывает стоящий на берегу ее городок Укек, откуда течет на юг мимо города Бельджамена» .) На карте братьев Пицигани (1367), карте из каталонского атласа (1375), карте венецианского географа Фра-Мауро обозначены в районе Дубовки два золотоордынских города Берсиман и Джакуркам. Ф. Брун, публикуя карты, предположил, что именно обозначение Джакуркама (поселка ханских охотников-ястребятников) соответствует «развалинам ныне еще сохранившимся в 3-х верстах выше Дубовки». Однако Ф. Ф. Чекалин, основываясь на находках, сделанных во время экспедиции 1888 г., полагал, что это был Бельджамен. «Судя по значительной величине, укреплениям и благоустройству, а также по обилию и даже некоторой роскоши сделанных находок в обследованном нашей архивной комиссией городище, следует заключить, что оно из двух одинаково соответствующих ему по относительному положению на карте 1367 г. городов гораздо более подходит известному и торговому (с базаром) городу Берсиману или Бельджамену Абульфеды».

Изучение остатков Бельджамена побудило Ф. Ф. Чекалина составить план археологических раскопок золотоордынских памятников на территории Саратовского Поволжья. «Увекским и этим дубовским городищами, - подчеркивает он, - далеко не исчерпываются древности этого рода в нашей губернии: село Городище - том же берегу Волги, на 35 верст ниже Дубовки, село Пады - на Хопре в Балашовском уезде и некоторые другие поселения еще ждут пока археологических изысканий, чтоб в большей или меньшей степени вознаградить труд археолога».

В конце XTV столетия начинается, по мнению Ф. Ф. Чекалина, постепенный распад Золотой Орды. Определяющим моментом этого процесса исследователь считал поход Тамерлана (1395), в результате которого «много татар из Золотой Орды ушло с Тамерланом в качестве пленных, а несравненно большая часть их переселилась в Византию и Россию, так что страна совсем обнищала и обезлюдила, привалы и водопои были покинуты и проезд по этой пустыне сделался невозможным» . Ф. Ф. Чекалин обратил внимание на резкое сокращение находок золотоордынских монет более раннего периода.

К середине XV в. от Золотой Орды начинают обособляться от¬дельные самостоятельные княжества, что еще больше способствовало, по мнению исследователя, запустению Поволжского региона. «Нижнее Поволжье, - подчеркивает он, - уже во второй половине XV века представлялось в такой степени безлюдия и запустения, в каком оно не находилось и до нашествия монголов... и в каком состоянии продолжало оставаться до русской колонизации его во второй половине XVI века».

Однако места обитания золотоордынского народа не были окончательно заброшены. Ф. Ф. Чекалин полагал, «что при русской колонизации Нижнего Поволжья в XVI и XVII вв. нередко русские города возникали на древних инородческих городищах и по именам рек... сохранили за собой и старые названия . Рассуждая в этом направлении дальше, исследователь высказал предположение, что самые старые из городов нашего края - Царицын и Саратов - существовали в виде татарских крепостей, сохранили за собой татарские названия» . Этот вывод он основывал на так называемой летописи Шерефетдина Булгари, 0 которой говорится о существовании татарского города Сары-тау еще до 1504 г.

Рассмотрение проблемы времени и места основания Саратова, заселение Саратовского Поволжья после присоединения региона к Московскому государству становятся другим направлением исследовательских поисков Ф. Ф. Чекалина в период работы в Саратовской ученой архивной комиссии.

Следует отметить, что вопрос этот уже раньше интересовал саратовских историков-краеведов. Еще в 1848 г. А. Ф. Леопольдов утверждал, что Саратов основан в 1591-1592 гг. на левом берегу Волги в устье реки Саратовки . Н. И. Костомаров, подходивший к проблеме более осторожно, относил основание Саратова к периоду царствования Федора Ивановича, замечая: «В каком именно году подлинно неизвестно, потому что не отыскано еще грамоты о построении его». Г. И. Перетяткович полагал, что Саратов был основан в 1591 г. на левом бepeiy Волги. С мнением ученого профессора согласился и саратовский журналист-краевед Н. Ф. Хованский. Особо повышенное внимание к проблеме стало складываться в конце 8о-х гг. XIX в., когда возник вопрос о праздновании 300-летнего юбилея Саратова.

Выступая в 1890 г. на VIII археологическом съезде с докладом «Саратов на левом берегу Волги и время перенесения его на правый берег», Ф. Ф. Чекалин связывал возникновение древнейшего Сары-тау с местонахождением одного из становищ Батыя, обнаруженного летом 1253 г. Рубруком. Чекалин предположил, что описание местности, сделанное Рубруком, вполне совпадает с местоположением современного Саратова. Кроме того, исследователь обратил внимание на то обстоятельство, что в 1367 г. братья Пицигани, а в 1459 г. Фра-Мауро на своих картах отмечали поселение, находящееся на левом 6epeiy Волги против Увека.

Существенные замечания в адрес подобных рассуждений сделал в начале 20-х гг. XX столетия профессор СГУ А. А. Гераклитов в курсе лекций «История Саратовского края», подвергший сомнению идею преемственности татарского Сары-тау и русского Саратова.

Саратов на левом берегу Волги и время перенесения его на правый берег он полагал, что если такое поселение и существовало, то к середи. не XV в. было покинуто обитателями, ибо путешествующие по Волге в 1476 г. Контарини и в 1579 г. Борро не упоминают о его существовании Гераклитов обратил внимание на то, что обозначения населенных пунктов по Волге на картах братьев Пицигани и Фра-Мауро нанесены очень приблизительно, ибо их составители сами по Волге не путешествовали и пользовались непроверенными сведениями. Он также заметил, что летописные данные Шерефетдина Булгари не подтверждаются другими источниками.

Однако ряд современных исследователей вновь обратились к выводам Ф. Ф. Чекалина о том, что русскому Саратову предшествовало татарское поселение, утверждая: «Важным промежуточным звеном между золотоордынским Укеком и русским Саратовом явилось татарское поселение «Сары атав»(«Сар-атау»), возникшее, очевидно, в середине XVI века» . Необходимо заметить, что данная точка зрения нуждается в более широком и глубоком изучении документальных и археологических источников.

Стремясь определить первоначальное местоположение Саратова, Ф. Ф. Чекалин привлек грамоту 1614 г., содержащую выговор самарского воеводы стрелецким головам, посланным в мае 1614 г. в Астрахань арестовать казачьего атамана Заруцкого и самовольно заезжавшим на так называемое Саратовское городище на поиски «поклажев», а затем вернувшимся в Саратов. Ф. Ф. Чекалин совершенно справедливо предположил, что Саратовское городище, где стрельцы занимались кладоискательством, располагалось на правом берегу Волги, а Саратов, в который они вернулись, находился на левом берегу. Это натолкнуло исследователя на весьма своеобразный вывод о том, что существовало два Саратова: один на правом берегу, а второй на левом. Путешественники XVII в. обнаружили только левый, так как волжский фарватер проходил вдоль левого берега, и правобережный город они, по мнению Чекалина, не смогли заметить . Считая, что правительство царя Федора Ивановича созданием русского города в первую очередь преследовало цель обезопасить юго-восточные границы Русского государства от нагайцев, он предположил, что левобережный Саратов являлся военной крепостью, а правобережный - поселением торговцев и ремесленников, которых Волга защищала от набегов кочевников Заволжья . Заметим, что гипотеза Чекалина основывается преимушественно на логических рассуждениях, не подкрепляется источниками и поэтому представляется сомнительной.

Местом основания левобережного Саратова Ф. Ф. Чекалин считал устье реки Саратовки, где еще в 8о-е гг. XIX в. сохранились следы русского военного укрепления. Временем основания русского Саратова исследователь произвольно называл период с 1582 по 1586 г., а название «Сары-тау» вслед за Леопольдовым переводил как «Желтая гора».

Одновременно с Ф. Ф. Чекалиным проблемой времени основания Саратова занимался другой член СУАК С. С. Краснодубровский. В опубликованной в 1888 г. в «Саратовском листке» статье «Трехсотлетний юбилей Саратова» С. С. Краснодубровский, используя различные косвенные свидетельства, сделал вывод о том, что Саратов был основан в 1590 г. С. И. Кедров, рецензируя книгу Чекалина «Саратовское Поволжье с древнейших времен до конца XVII в.», считал, что главным свидетельством о времени основания Саратова является надпись на одном из Евангелий конца XVI в., что основанием Саратова началось со 2 июля 1590 г. «Во всяком случае - подчеркивал Кедров, - прямое указание на 2 июля 90 г. достовернее всех косвенных соображений». Эти исследования существенно дополнили выводы Ф. Ф. Чекалина.

Большое значение для развития Нижнего Поволжья, с точки зре¬ния Ф. Ф. Чекалина, имел поход Тамерлана, приведший к почти полному запустению региона. Вновь процесс заселения начинается после вхождения волжских территорий в состав Московского государства. Длительный период во второй половине XVI - первой половине XVII вв. «русские неслужилые люди» являлись на Нижней Волге лишь в качестве временных посетителей - торговцев и рыболовов, а нередко и грабителей - Новгородских ушкуйников. В начале XVII столетия ряд московских монастырей размещает рыболовецкие артели по среднему и нижнему течению Волги. По Хопру, Медведице и их притокам, отмечал Ф. Ф. Чекалин, с конца XVI столетия «население являлось... из соседней тамбовской украйны, будучи привлекаемо... еще нетронутыми богатствами в области животного царства, лишь на так называемые промыслы или ухожаи». Главной причиной, мешавшей закреплению в Саратовском Поволжье постоянного населения, Чекалин считал по что Саратов на левом берегу Волги и время перенесения его на "Павый берег. Постоянные набеги кочевников. Серьезным потрясением для региона стало восстание Степана Разина, после чего Саратов был заново построек на правом берегу Волги на месте так называемого Саратовского посада (т. е. правобережного поселка торговцев и ремесленников, на существовании которого настаивал Чекалин).

Ситуация начинает меняться после проведения в 1881-1885 гг. Сьц. рано-пензенской сторожевой черты. «Из всех рассмотренных мною документов, - подчеркивал Ф. Ф. Чекалин, - по приобретению земель перводачниками в нынешнем уезде Кузнецком и многих в уездах- Хвалынском, Вольском, Петровском и Сердобском ни один документ не восходит ранее 1682 года». В целом, выводы Ф. Ф. Чекалина о заселении Саратовского края в XVI-XVII вв. разделяются и современными историками.

В 1894 г-. Ф.Ф. Чекалин умер .
Он принадлежал к числу видных краеведов 8о-х - начала 90-х гг. XIX века. Начав с описания местных достопримечательностей, Ф. Ф. Чекалин сумел перейти к формулированию научных проблем и их разрешению с использованием широкого круга источников.

Из истории краеведения. В.М.Захаров